За острый край мечты

---

Как она появилась

Сложно сказать, откуда взялась в моей голове такая мечта, откуда я вообще узнал про эту пещеру. Скорее всего, какие-то маленькие факты, моменты, частицы информации, где-то кем-то сказанные, мною услышанные, проникали в мозг и оседали во мне, медленно, но верно формируя желание поехать в Снежную. Помню на заре своей подземной деятельности лекцию об истории Куйбышевской спелеологии, которую читал нам Михаил Бортников – про лаз Марса Алтынбаева, соединивший пещеры Снежную и Меженного в одну систему. Несколько позже меня поразил факт из рассказа другого подземного старожила Китаева Дмитрия Федоровича о том, что они уходили в эту пещеру на долгое время в спелеопутешествие. Они шли со всеми вещами, покуда хватало сил, ставили лагерь, на следующий день собирали лагерь и продолжали свой путь вниз… И так многие дни. Несколько позднее кто-то из московских спелеологов, расслабленно потягивая пиво в прохладной тени беседки на побережье после экспедиции, сказал: «Понимаешь, в чем дело…. Есть самая высокая гора - Эверест, а есть самая сложная – гора-убийца К-2. Так же и с пещерами. Крубера – глубочайшая на планете, а Снежная – одна из самых сложных и опасных».

Основная опасность – это возможность внезапного паводка – то есть затопления пещеры. Резкое изменение погоды на поверхности – сильный ливень приводит к таянию снега в привходовых частях пещеры и огромное количество воды в считанные минуты заполняет подземные коридоры. Предсказать такое явление заранее и предупредить спелеологов о надвигающейся опасности практически невозможно. К счастью, в Снежной от паводка никто не погиб. Но претенденты были. Унесенные паводком и чудом оставшиеся в живых, по словам очевидцев, были в шоке и уже на поверхности могли вымолвить только одно «нас унесло….». А одному парню пришлось перерезать ножом веревку, по которой он начал было подниматься и упасть вниз, чтобы избежать утопления во внезапном водопаде.

Наиболее безопасно ехать в Снежную зимой. В этом случае затопление маловероятно, хотя и не исключено. Зимой добраться до входа можно лишь на вертолете, а это, в свою очередь, вносит еще ряд сложностей. Во-первых, поездка становиться существенно дороже, а во-вторых, вертолет сильно зависит от погоды. Рядом с пещерой Крубера есть место, где до сих пор лежат останки упавшего вертолета со спелеологами. Тогда, к счастью, никто не погиб, зато история знает немало случаев, когда спелеологи, отчаявшись ждать летной погоды, либо по иным причинам, отваживались на сброску пешком и погибали под лавинами.

Одним словом, пещера была жуткая, и с идиотским восторгом камикадзе, могу сказать, что это тоже привлекало. Именно поэтому такой немного пессимистичный эпиграф.

Последним кирпичиком в формировании моей мечты стал Александр Синицын, который в 2009-2010 году в составе московской экспедиции посетил Снежную, доказав всем нам, что это возможно даже для парня из Самары и превратив мою мечту в черную зависть.

В 2010 году день сбора экспедиции совпадал с датой защиты моей кандидатской диссертации, и я не поехал. А в 2011, решил, что надо ехать, поскольку есть время и деньги, и пока мечта не остыла и не замерзла прошлым.

Адепты Снежной

В пещеру в этом году планировалось две экспедиции. Обе – от МГУ: научная – под руководством Светланы Мазиной и спортивная – под руководством Андрея Шувалова.

Сначала мы собирались ехать в группе Мазиной, поскольку на тот момент я был с ней знаком лучше, чем с Шуваловым. Со Светланой у нас была совместная экспедиция в пещеру Куйбышевская, и это создавало предпосылки для дальнейших общих поездок. Шувалова до этой экспедиции я видел лишь несколько раз, не более…

Потом научная экспедиция вдруг отменилась из-за нехватки людей, и в голове моей повисло напряженное молчание. Это было на лабораторке. Я открыл электронное письмо с неприятным известием. Студенты продолжали что-то делать (что они там обычно делают) на компьютерах будто ничего не произошло, а в голове моей бегали судорожные суетливые мысли. Мне казалось, что нет ничего страшнее, чем не поехать в Снежную этой зимой.

Затем несколько телефонных звонков, быстрых переговоров и я покинул тонущий корабль и вступил на палубу спортивной экспедиции.

В группе на сайте «в контакте», носящей весьма точное название «Адепты Снежной» обсуждение экспедиции проходило как-то вяло. По-видимому, основные моменты решались с помощью других средств коммуникаций. Зато за несколько дней до отъезда в группе стали появляться пугающие сообщения. Сначала всем рекомендовалось взять продуктов и газа на трое суток. На другой день появилось сообщение, отменяющее продукты и газ, но говорящее о повышении и без того немалой стоимости экспедиции вследствие отказа трех участников. Если бы я не знал, что Шувалов – реально существующая личность – я бы принял это за интернет развод. В любом случае, до отъезда я заходил в «контакт» с некой тревогой – какие еще ждут нас новости, и не отменится ли и эта экспедиция, и спокойно вздохнул лишь сев в поезд.

Из Самары кроме меня поехала Алена Куприянова, которая тоже давно грезила Снежной и Александр Синицын, покинувший наш город накануне и прибывающий вместе с московской частью экспедиции.

В Адлер мы прибыли ранним дождливым утром. До места встречи – дома Любы в Цандрипше добирались долго, поскольку стремились расходовать деньги по минимуму, из-за чего полтора часа ждали, пока заполниться маршрутка. Абхазский водитель наотрез отказывался везти меньше восьми человек, и уставшие ждать пассажиры уходили.

Через 15 минут после нашего приезда прибыла московская команда, и мы, перетаскав экспедиционный груз, отправились в кафе.

Капитан Шувалов и его команда

До этой встречи я о руководителе экспедиции Андрее Шувалове знал совсем немного. Суровый спортсмен, как Провалов, или даже страшнее, который может сходить на глубину -1400 метров в пещере Вороньей и выйти на поверхность за один день. Я видел его на Самарских соревнованиях, на юбилее СГС и летом после экспедиции. При этом он всегда был молчалив, погружен в себя. Здесь же роль руководителя обязывала его быть в центре внимания. Шувалов много говорил, шутил. В коллективе царил суровый матросский юмор, поэтому я не боялся пошутить как-то чересчур низко.

За столом Шувалов, узнав, что меня зовут Валя, вспомнил соответствующий анекдот: «Грабят нас как-то абхазские гопники в Дурипше, стали из палаток девчонок вытаскивать, чтобы изнасиловать, а одна из них на помощь мужа зовет «Валя, Валя». Спелеолог Валентин высовывает из палатки свою волосатую голову, а гопники изумились и кричат «Какая еще Валя, вы тут все педерасты, что ли?»». Рассказ прервался взрывом хохота. Я несколько ошеломленный, смущенно улыбаясь, спросил «А чем история-то закончилась? Изнасиловали?» «Нет, другие абхазы на помощь подоспели – отогнали молодежь».

Я наивно полагал, что самую сложную пещеру исследуют матерые дядьки. Однако, ребята, приехавшие с Шуваловым, были достаточно молоды, и младше меня в спелеологическом возрасте. Их штырило от карабинов и железок, они прекрасно разбирались в спусковухах, знали преимущества и недостатки спускового устройства «банан» по сравнению со «стоппером», но, тем не менее, многие из них не считали необходимым, например, брать с собой в пещеру часы. В этих людях я частично узнавал юного себя (хорошо читался в них молодой Вершинников Юрий), но о своем взрослении я не сожалел. Впрочем, всё это выяснилось позднее, а пока мы вместе занимались упаковкой всякого экспедиционного барахла, ожидая прибытия других участников.

К вечеру приехал Слава из Питера. Это был дядька лет 45, и, мне показалось, что где-то я его уже видел. Как выяснилось, у нас с ним было как минимум три общих черты: Первая: степень кандидата наук – Слава был геологом и, наверное, знал о пещерах очень многое. Вторая: мы предпочитали велосипед общественным видам транспорта, даже зимой. Третей чертой были шапки – мы, не сговариваясь, купили на рынке одинаковые полосатые шапки, потому что свои забыли в поездах.

На другой день утром приехали Уральцы: моя старая знакомая Анна Барова, ее напарник, молодой контестмен Иван Русских и парень из города Советский – Илья Додонов.

К вечеру подтянулись остальные участники, и рано утром, плотно загрузив микроавтобус с прицепом всеми нашими вещами, мы двинулись в путь.

Жребий брошен

План был таков. Нас было шестнадцать человек, и нам предстояло залететь на гору в две смены. Первая – пять человек и максимально количество груза – отправлялась в Сухум, где базировался наш вертолет. Вторая смена ехала в Дурипш – ближайший к нашей горе населенный пункт, где вертолет должен забрать нас с ипподрома. При таком распределении затраты на перелет были минимальны.

В Дурипше местные жители издревле грабили спелеологов – иногда с разбоем, а иногда мирно, но настойчиво предлагали обменять трекинговые ботинки на калоши. Шувалова, который был в Снежной больше десяти раз, грабили четырежды. Чтобы нас не постигла такая участь, мы связались со своим человеком Гурамом – он обещал встретить нас и посадить в вертолет. В подарок ему везли новенькие снегоступы.

И вот мы очутились на ипподроме Дурипша. Все участники стали потихонечку одевать на ноги фонарики и бахилы, защищающие от снега, а Слава и Иван Словохотов вступили в нелегкую беседу с Гурамом и его братом. Им предстояло принять на себя удар абхазского гостеприимства в виде пятилитровки молодого вида, дабы уберечь всю группу.

Вершина нашей горы была хорошо видна и даже освещена солнцем, но вокруг гуляли зловещие серые облака, поэтому наша дальнейшая судьба была пока не ясна. Возможно, мы просидим на пожелтевшей осенней травке ипподрома весь день, а потом отправимся ночевать к Гураму, если не будет погоды. Или мы залетим в зимние горы, где нужно будет быстро одеваться, собираться, и спускаться в пещеру, в которой место для лагеря есть лишь на глубине -400м. Нужно было, то ли сосредоточится, то ли расслабиться и ждать. Неопределенность угнетала.

Гурам разговаривал по телефону с Подпругиным – летчиком вертолета, обрисовывая ему ситуацию с облаками. Потом кто-то сказал «летит». Вертолет высадил первую группу и возвращался за нами. Начался экшн, началось действие. Все рюкзаки сложили в кучу и закрыли ее своими телами, чтобы воздушным потоком из-под винтов вертолета не унесло что-нибудь из наших вещей. Нарастающий гул, ветер. Поехали! Рюкзаки весело полетели в чрево винтокрылой птицы, затем запрыгнули мы. Машина дернулась и стала быстро набирать высоту. Крохотные домики и дорожки за окном сменились вскоре заснеженными склонами. Маленькая кучка людей на снежном холме плотно вжалась в кучку вещей – это первая группа нашей экспедиции. Прыжок в сугроб. Вертолет вспорхнул и ринулся прочь. Громкий крик «Ура, мы залетели». Старт экспедиции дан.

Несколько поспешных звонков и смс-сок посреди заснеженных сверкающих на солнце гор. Чей-то рюкзак унесло в воронку вниз метров на тридцать. Постепенно мы пришли в себя и стали заниматься делами. Сначала перенесли мешки к пещере, затем принялись строить дом с деревянным каркасом. Абхазское гостеприимство весьма подкосило Славика, он с трудом спустился или даже скатился с холма, упорно не желая снимать рюкзак или отпускать транс. Вскоре он заснул на куче мешков, чтобы немного придти в себя перед началом спуска в пещеру.

День знакомств на входном колодце

Шувалов с Баровой отправились делать навеску, а перед нами встала большая транспортная задача: 13,5 человек и 44 транспортных мешка. Иван Русских предлагал поделить пещеру на участки, а людей на группы. По его плану не должно было быть пустующих участков навески. Я же хотел оптимизировать наши действия, чтобы свести к минимуму время ожидания людей и не привязываться к конкретным участкам. Сложно сказать, какой вариант в итоге мы выбрали… Верно одно, первый день был наполнен суетой и громкими криками посреди громадных колодцев и ледяных изваяний.

Вход в Снежную – большой провал как на Сумгане или чуть шире. Основной ход уходит вглубь под углом, и вскоре, после нескольких привычных вертикальных отвесов мы попали в не очень широкий ход с наклонным, то ли снежным то ли ледяным, полом. Ход извивался, а навеска изобиловала множеством зубастых оттяжек. Заканчивались все эти ледяные горки большим отвесом в большой зал. Веревка приводила на вершину огромного круто наклонного снежного конуса. Внизу конуса был небольшой каток с прозрачным полом и фигурки изо льда.

Мы бегали по навеске вверх и вниз, оставляя друг другу трансы на каремах и попутно знакомясь друг с другом. Со Славиком, который на удивление пришел в себя и достаточно быстро шел с двумя трансами, я обнаружил еще пару общих обстоятельств. В 2005 году наши пути пересекались на Сумгане, а еще Славик и автор фильмов «точка сборки» и «верь мне!» (помните, про девочку с собачкой на зимнем Алеке и девочку на роликах в пещере) – это один и тот же человек, и наши «киношедевры» выставлялись как минимум на одном питерском фестивале спелео фильмов.

Когда мы завершали наш транспортный вояж, впереди меня спускался еще один участник нашей поездки, заслуживающий отдельного внимания. Это Алан Warild из Австралии. Этот человек, солидных лет дядька, начал увлекаться пещерами в далеком 1968 году, когда моему отцу было всего лишь 13 лет. По-русски он знал всего пару слов («Свободно» и «Понял»), зато легко управлялся с парой мешков. Алана я первый раз увидел прошлым летом в поверхностном лагере на пещере Вороньей, куда я забрел в поисках нашего Самарского недомосквича Александра Синицына. В лагерной палатке был только Алан. На мой вопрос он лишь смущенно улыбался. Потом набежали москвичи: « Ты что! Это же Алан! Он из Австралии. Он по-русски не говорит». «Из Австралии?...» - изумился я. «Ну да, из Австралии. Это же всемирно известный спелеолог. Он книгу написал!». «Книгу?...» - изумился я еще больше. « Ну, ты Самарский – темный! Ничего не знаешь!». Я тогда ушел немного озадаченный. Однако в этот раз подготовился заранее – нашел книгу австралийца в Интернете. Оказывается, она есть даже на русском в переводе Евдокимова. Я распечатал книгу и частично ознакомился с ней в поезде. Это был учебник спелеологии или даже энциклопедия.

Мы встряли на леднике в очередную пробку и ждали, пока освободиться навеска. Алан мерз. Он наверно не ожидал такого подвоха, как минус в пещере. Он сказал, что в Австралии сейчас лето. Причиной пробки была, вероятно, Ксюха Михайлова. Она хотела сделать как лучше и забрать трансы с лагерем, с крюка, где помимо нужных трансов висело еще множество ненужных. Причем нужные, как назло, висели в самом низу, придавленные весом других мешков. Мне понадобилось не мало артистизма, чтобы донести на эмоциональном уровне до Ксении как сильно мы замерзли, поскольку обычные слова она не воспринимала. Извини меня, Ксюха, если это звучало слишком грубо…

За ледовым конусом следовал узкий лаз, перед которым мы снова встряли в пробку.

Молодые и амбициозные спортсмены стремились сделать как можно больше и сейчас. Они стремились перенести все мешки, не задумываясь о двух вещах: когда один «герой» берет на себя много – он потеет, а остальные мерзнут и о том, что незначительная переработка сегодня может привести к тому, что завтрашний день будет бездарно потерян на отдых. Время близилось к одиннадцати вечера, при условии, что мы проснулись около семи утра. Вдруг выяснилось одно обстоятельство, которое заставило нас с Ванькой Русских вернуться наверх, на середину снежно ледовой части в зал Гвоздецкого. Мы оставили транспортник со спальниками.

К 12 ночи мы прошли шкурник, парочку колодцев по 30 метров и встали в хвост пробке на большом колодце. На наше счастье откуда-то сверху прибежал Шувалов с двумя мешками (он бегал по пещере, контролируя происходящее) и, врубив мигалку и сирену, пошел на обгон. Мы пристроились в хвост правительственной колонны и обошли пробку. Шувалов перемещался по пещере с двумя мешками очень шустро. На мой взгляд тут сказывалось влияние трех составляющих: отличная физическая подготовка, превосходное знание пещеры и огромный, постоянно подтверждающийся пещерный опыт. За последние полгода для меня это была вторая вертикальная пещера, для Андрея Шувалов – четвертая.

На 160-метровом колодце, ведущем в зал МГУ я с двумя трансами попытался не отставать от руководителя, но не получил ничего, кроме дырок на резиновых перчатках. Впредь решил за начальством не гоняться.

Спать мы легли часа в четыре утра.

***

Зал МГУ так называется, потому что по высоте он сравним со зданием МГУ. По крайней мере, на первых топосъемках его пририсовывали рядом с колодцем для масштаба. Тем не менее, уложить спать в нем 16 человек оказалось достаточно сложно. Зал МГУ похож на зал 1500-летия Киева в Куйбышевской, и его пол покрыт такими же крупными глыбами. Спать было тесно, но тепло. Каждый спал в двух тонких спальниках Ferrino, поскольку отказ от больших теплых спальников позволяет существенно экономить объем.

Проспали до обеда и ближе к вечеру вышли двумя группами за оставшимися трансами. Наша группа должна была забрать мешки, оставленные у шкурника. Остальные участники поднимались выше и несли трансы с поверхности. Первыми выдвинулись мы с Аланом. Ему было около 60, но в помятом и не выспавшемся состоянии я не мог оторваться от него на колодце. Алан был весьма артистичен и мог многое показать жестами и мимикой. Например, после колодца он высунул язык словно овчарка и стал часто дышать, произнося про этом «hot», то есть жарко. А я начал потихоньку вспоминать English.

Трансы через шкурник Алан предложил провозить паровозиком, цепляя их один за другим коротким трансрепом. Я лез ногами вперед и тянул наш поезд за собой, Алан подталкивал сзади. Постепенно снизу стали появляться другие участники нашей группы, и к вечеру трудового дня весь наш груз был внизу.

Немного логистики (во имя любимой кафедры)

На следующий день мы, взяв по одному мешку, отправились вглубь. Под залом МГУ находился нулевой завал, пройдя который мы вышли на ручей. Завалы сложены из крупных глыб, так что сильно узких мест практически нет, хотя транс из-за спины все-таки приходится снять. Зато в завалах много разных коротеньких навесок. В нулевом завале их штуки четыре, наверное. Все завалы пронумерованы, но разобраться в нумерации (где заканчивается один завал, а где начинается следующий), как объяснили мне Катя и Саша, могут лишь истинные ценители Снежной.

Вообще, движение по этой пещере вниз мало, чем отличается от движения вверх, поскольку на каждый завал, нужно подняться, а потом спуститься. Основная же сложность пещеры в ее протяженности. Поскольку, чем больше ты в ней собираешься находиться, тем больше требуется груза (продуктов) и тем медленнее ты будешь по ней перемещаться. То есть зависимость не линейная, а, как минимум, квадратичная.

Если спортивный спелеолог идет налегке, а какие-то добрые люди поставили ему лагерь в нужном месте и сготовили ужин, то до дна можно дойти дня за два, три.

Если ты сам идешь и несешь лагерь и продукты, прогулка до дна займет дней пять.

Каждый же дополнительный день работы на дне резко увеличивает время спуска на это самое дно (возрастет время спуска, следовательно, возрастет количество продуктов, следовательно, еще возрастет время спуска).

Вообще, работу в каждой экспедиции можно поделить на подготовительную или работу жизнеобеспечения (транспорт груза до места работы, постановка лагеря и т.д.) и основную (например, топосъемку или восхождение). В нашем же случае основной задачей первой смены экспедиции была транспортировка груза для второй части, а подготовительной работой была транспортировка груза (еды и лагеря) для нашего жизнеобеспечения. В итоге, мы получаем транспортировку плюс транспортировку.

Мешки и люди

Зал Победа – место нашего следующего лагеря – находился на верху пятого завала. Первые четыре завала (с нулевого по третий) находятся на ручье. Обычный такой ручей, как в Куйбышевской или во многих других пещерах. Множество перильцев и других коротеньких веревочек, необходимых большей частью для отвода от воды. Надо сказать, что с водой нам очень повезло – ее было совсем мало, и до зала Победа мы шли без гидр. После третьего завала ручей впадает в «реку». Река - это такой же ручей, раза в два – три мощнее, но плыть нигде не нужно.

В тот день мы неспешно ковыляли вниз, наслаждаясь пещерой, считая завалы и максимально запоминая дорогу, и как раз подходили к реке, когда нас нагнали Шувалов и Русских. Руководитель был неотразим – все-таки это была его пещера, и он знал, как в ней ходить – он нес один транс за плечами, другой на рапиде обвязки, широко распираясь в стены меандра, чтобы не окунать нижний мешок в воду. Они с мигалками промчались мимо, сказав мне, подождать Анну Барову, у которой опять что-то с рукой.

Вскоре появилась и моя старая подруга. Вчера она тащила огромный мешок с новогодними мандаринами, и старая рана напомнила о себе. Теперь мы шли вместе, я нес транс, она просто на прогулку и на какую-то долю секунды мне показалось, что происходящее – это просто отрывок того сна, в котором мы должны, во что бы то ни стало, дойти до дна пещеры Фестивальной.

К счастью, помимо транспортировки груза планировалось еще и составление карты пещеры – работа, не требующая крутых физических усилий – и вскоре Анна была записана к Славе в группу топосъемки.

Другие девушки переносили транспортную работу достаточно тяжело, хотя крепились и старались не ныть. К концу третьего дня у Кати заболела спина, да и Алена стала разваливаться и хныкать.

Только Ксюха из Челябинска (самая молодая участница) всегда была позитивна и весела (возможно, порой даже слишком), показывая, что ее вагон здоровья еще разгружать и разгружать.

Честно говоря, мешки были действительно очень тяжелыми. Основу груза составляли продукты, упакованные в модули. Один модуль на восемь человек влезал в один транс и весил не менее 15 кг. Восемь кило продуктов, а то и больше, плюс газ, плюс карбид, герма, плюс сам транс. Слово «модуль» Алан выучил очень быстро. Оно стало едва ли не ругательным.

Для меня модули были тяжеловаты. Неудачно приняв такой транс, можно было легко повредить сустав. Если же мешок где-то чуть застревал, его нельзя было поправить одной рукой, приходилось сильно дергать двумя руками. С таким трансом, а тем более с двумя я чувствовал себя на любом скальном рельефе крайне неуютно. Два модуля, составляющие суммарно почти половину моего веса, сильно смещали центр тяжести от привычного для лазания положения и могли легко стянуть меня вниз. Возможно, Шувалову такой транс был в самый раз, но для большинства был чересчур, хотя молодые и амбициозные спортсмены вряд ли признались бы в этом даже самому себе. Их звали рекорды, им хотелось на дно и самое страшное, что могло бы случиться в их жизни – это прослыть слабаком, и взять один транс вместо двух и т.д. Не знаю, был ли сам Шувалов приверженец этой идеологии, но он охотно ее поддерживал, поскольку ему было удобно, чтобы груз к началу второй части экспедиции был как можно ниже. Впрочем, девушек Андрей берег, особенно чересчур инициативных как Ксения, настоятельно рекомендуя им брать только один транс.

Learning English

На четвертый подземный день экспедиции (30 декабря) было решено переселить небольшую группу в зал Победа для транспортировки груза через пятый завал и подготовки лагеря. В группу переселенцев кроме меня входили: Алена, Алан, Сергей Залесский из Москвы и Илья из города Советский.

В этот раз мы шли уже с двумя мешками (в одном из которых был лагерь), но зато лишь в одну сторону и по знакомой дороге. К вечеру мы прибыли на место и стали обживаться.

Странное дело. Я часто слышал об огромном количестве мусора, оставленного в пещере спелеологами за сорок лет ее исследования. Теперь же, вот уже второй зал, где, несомненно, жили люди, оказывался весьма чистым. Как выяснилось позже, в пещере под руководством Светланы Мазиной проводилось несколько экологических проектов в результате, которого мусор из зала МГУ и снежно-ледовой части был вынесен на поверхность, а в зале Победа надежно погребен под огромной кучей камней. Таким образом, пещера предстала передо мной в приличном виде. Долгожданная мечта не была осквернена гнилью помойки и ненавистью к людской безответственности, за что Светлане и всем, кто участвовал в очистке пещеры, хочу выразить огромную благодарность. Спасибо за чистоту пещеры и чистоту моей мечты.

Мы быстро поставили небольшую палатку и приступили к ужину и посиделкам. Небольшая компания, всего пять человек, располагает к знакомству и разговорам.

Илья был в восторге от Алана. Иностранец казался ему диковиной штукой. Илья хотел узнать у австралийца многое: чего такому взрослому дедушке не сидится дома, как это его угораздило прилететь с другого полушария планеты, зачем он ходит в пещеры, работает ли он или на пенсии, кем работает, сколько у них пенсия, сколько получает, сколько стоит перелет из Сиднея в Адлер и про Австралию… Что там в Австралии и как….Единственное, что являлось преградой – это абсолютное незнание языка, поэтому нам с Сергеем приходилось переводить. Зачем Алан ходит в пещеры, он сам не знал, и посоветовал сначала самому найти ответ на этот вопрос для себя. Алан разрабатывал техническую документацию в компании по производству цветных принтеров. Самолет из Сиднея и обратно обошелся ему в 1800$. В Австралии глубоких пещер нет, зимой там +5+10С, снега нет. Большая часть Австралии – пустыня. В этой стране есть русские машины, например, Нива. Про пенсию и зарплату спрашивать не стали. Еще мы ели конфеты с картинкой «Мишки в сосновом лесу». Выяснилось, что Алан знает сказку про Машу и медведей. Учили города. Долго наш иностранец пытался выговорить слово Челябинск. Алан заметил, что в русском языке многие слова очень длинные, и мы их сами сокращаем, например, транс, спальник, гидра. А еще некоторые слова очень похожи: «bags» - мешки, «little bears» - мишки, «plates» - миски.

С новым годом!

С утра 31 декабря мы начали заниматься тем, чем обычно люди занимаются в этот день, то есть облагораживанием жилья и подготовкой к встречи нового года. Сначала мы перенесли через пятый завал семь мешков, потом еще четыре. Пятый завал – место относительно узкое и очень сухое – приятно работать в нем без снаряги. После мы занялись благоустройством жилища, а именно – созданием водопровода по конструкции Синицына. Из транса был извлечен большой садовый шланг, с которым я полез наверх водопада. Зал Победа был оборудован декоративным водопадиком, что избавляло спелеологов от походов за водой метров на 70 вниз на реку и делало это место особо привлекательным для стоянки. Однако набирать воду было не очень удобно, приходилось ставить кастрюлю под капеж и быстро отбегать из-под душа. Наверху водопада я обнаружил в скале очень удобное ухо, куда хорошо вставлялся шланг с воронкой от лейки. И вот, вскоре из крана потекла вода.

Затем еще пару часов мы благородили площадки под палатки, убирая опасные камни и засыпая пол щебенкой, и уже собирались забраться в палатку готовить праздничный стол и ждать гостей, как вдруг к нам с неприятным известием прибежал Иван Русских.

Он сообщил, что у основной группы 18 трансов на семерых, и что она только, наверное, в данный момент выходит из зала МГУ и им нужна помощь. Время было около шести часов вечера.

Мы оставили Алену и Алана, у которого болела рука, ставить принесенную Иваном палатку, а сами отправились в путь.

Встретил я их на втором завале, забрал два транса и угрюмой черепахой пополз вниз. Красноярский новый год встретил в одиночестве, скушав шоколадку. Уральский новый год встречали на пятом завале, весело передавая трансы. Ксюха на каждый транс красного цвета визжала «с новым годом!», а Михаил из Твери истошно орал песню про кота. Это было похоже на дурдом или на массовую истерику. Вся эта паника ввалилась в зал Победа. Уставшие, промокшие люди хотели скорее поставить лагерь и залезть в тепло. Новый год был немного лишним. Так мне показалось. К чему этот транс с мандаринами, новогодняя елочка и торт, когда хочется просто горячего чая, уюта и спокойного вечера. Но год неумолимо приближался. За двадцать минут соорудили стол на камне, торт, вкусности, хлопушки, элитный алкоголь, мешок с подарками… С новым годом!

Потом еще все вытаскивали подарки из большого красного мешка. Подарков оказалось меньше чем участников, и мне не хватило. К моему удивлению это весьма озадачило Андрея Шувалова. Видимо он придавал празднику больше значения, чем я.

Андрей, немного поколебавшись, протянул мне свой подарок. Это был специальный металлический крючок для лазания, который кто-то из ребят купил специально для него. Непосвященным людям сложно представить, что значат для спелеологов все эти железки, крюки, карабины, скай-хуки. Разумеется, я отказался, хотя, признаюсь, был весьма тронут. Через минуту, ребята подсуетились и в мешке оказался еще один милый подарок и для меня. Затем все переместились в палатку, где пили, ели до тех пор, пока Алан не уснул, свернувшись клубочком в углу, и все решили, что пора расходиться.

Новогодний дзен

Ночью мне приснился забавнейший сон. Дело в том, что я с достаточной долей серьезности считаю, что существуют две реальности – назовем их условно «городская» и «подземная». Причем одна из них – точно сон, а другая – настоящая. Но очень сложно определить какая. Когда ты в пещере, все твои дела в городе – работа, учеба, семья, подруги – кажутся такой ерундой, сном или вымыслом, а когда ты завяз в работе или диссертационной суете, подземный мир кажется таким зыбким, будто его не существует вовсе, словно ты его сам выдумал. Из одной реальности можно легко проснуться в другую или заснуть обратно в первую. Все эти бесконечные поезда, автобусы, шишиги и даже вертолет – всего лишь логическое обоснование перехода – часть сна, которую ты видишь при каждой смене реальностей, чтобы мозг, насквозь пропитанный логикой, не взорвался от резкой смены обстановок. Некоторых людей я встречал только в одной из реальностей. Большинство живет в «городской», и куда они просыпаются и просыпаются ли вообще – мне непонятно. А вот Анну Барову я часто вижу в «подземной». В «городской» о ней напоминает лишь небольшая картинка в левом верхнем углу экрана соц. сети… А стоит проснуться в «подземную» - Анька тут как тут.

А сон был такой… Будто я встречаю новый год в Самаре и звонит мне накануне вечерком хороший друг Сан Саныч, предлагает покататься первого января на лыжах. Я же всячески пытаюсь отказаться, говорю, что у меня дела и все такое.… А сам краем сознания понимал, что первого января я хотел бы проснуться в Снежной. Но я не уверен, что получится. Ну, действительно, не говорить же человеку, даже хорошему другу «чувак, мне кажется, ты мне снишься, поэтому я не поеду кататься».

В итоге я проснулся в Снежную, чему очень обрадовался. Хорошо, что отказался от лыжной прогулки – грань была настолько зыбкая, что я мог и в городе очнуться, как бы тогда ребята трансы без меня дотащили?

Итак, первое января. Даже в пещере присутствовало типичное ощущение утра после шумного праздника – горы грязной посуды, пустые бутылки и конфетти по всей палатке. К обеду те, кто оклемался, отправились на фотовыход и в зал Надежда. Остальные ближе к вечеру спустили трансы вниз завала. Оказывается, пещера Меженного соединяется с пещерой Снежной не как обычно (как Куйбышевская с Генриховой), когда один ручей впадает в другой. На месте соединения находится большой завал, и пройти можно лишь по его верху.

Спускаясь к великой реке

После нового года мы жили в Победе дня три, совершая радиальные транспортные выходы вниз.

Утро в лагере начиналось с того, что Андрей Шувалов из своей палатки командовал «подъем». Его призыв вставать сопровождался истошными воплями Ксюхи «С новым годом!» или «С добрым утром». После этого мы зажигали в нашей палатке газовую лампу, и у жителей других палаток, в том числе у руководителя, возникала иллюзия, что мы встали. Через некоторое время мы просыпались, ставили воду сначала для кофе, вода закипала, мы пили кофе, потом готовили еду, завтракали, еще раз ставили воду, теперь уже для чая, пили чай, затем собирались на выход. Но как мы не старались, к моменту нашего выхода из лагеря в другой палатке лишь закипал последний чай. То ли сказывалась природная неспешность или спелеологическая молодость отдельных представителей или вчерашняя усталость затянувшегося выхода выливалась в желание посидеть и пообщаться в теплой палатке. Но выходили мы всегда раньше, иногда на час или больше. Придя на место работы, мы начинали тягать большое количество мешков небольшим составом и к моменту прихода второй группы уже слегка уставали.

Второго января (на седьмой день экспедиции) мы надели гидрокостюмы, спустились на реку и начали «гнать стадо» - то есть выстраивались в цепочку и передавали мешки. Это было намного проще, чем идти с двумя мешками, но зато значительно медленнее. За один поход 14 человек могли передать груз примерно на 20-40 метров в плане. Вскоре воды стало больше, появились озера, в которых можно пускать мешки от человека к человеку вплавь по воде. Сначала озера были по колено и по пояс, затем стали появляться водоемы глубже человеческого роста. В таких местах пещеры были натянуты ходовики из тонкой веревки для более простого прохождения водной преграды.

Часа через три гонения стада мы вышли к небольшому водопаду. И пока основные участники спускались по навеске, для трансов был натянут троллей. Наше транспортное путешествие становилось все интереснее. Совершенно разные ощущения, когда идешь по пещере вдвоем и большой группой. Раньше в Снежной и в других пещерах только так и ходили: большая группа – большие выходы. Первые делали навеску, последние топосъемку, а основная группа тянула груз.

Для пещеры Снежной мешки упаковываются особым образом: в каждом трансе есть пенка и гермомешок. Пенка нужна, чтобы сохранить в целостности гермомешок. Веревку тоже кладут в герму, чтобы в случае купания мешка, что практически неизбежно, не нести с собой лишние килограммы.

После водопада следующим препятствием перед нами встал шестой завал. Мы сняли гидры, готовясь к жаркой работе, попили чай и разделились на две группы. Шувалов и «молодые и амбициозные» хватали по два мешка, быстро проходили шестой завал и бежали к следующему. А нам – более спокойной группе - предстояло поднять оставшиеся двадцать трансов на завал в зал Дольмен. На завал вело парочка веревочек. На 15-метровом уступе использовали веревку и ролик, и я вытягивал груз наверх противовесом по три мешка, а ребята оттаскивали их дальше. Затем встали в цепочку. Постепенно наша гусеница медленно, но верно выползла на большие камни зала Дольмен, названного так за специфическое расположение огромных глыб. Трансы наши, как выяснилось, протекли, о чем нам незамедлительно сообщил прибежавший навстречу Андрей Шувалов. Он предложил перебрать наши мешки на предмет течи, чем мы и прозанимались оставшуюся часть выхода. По пути в лагерь выяснилось, что «гнали стадо» мы совсем недолго и расстояние это проходится менее чем за час.

Следующий день мы посвятили тому, что продвинули все мешки еще на один заход до очередного (седьмого) большого завала в Зал Ожидания. Впрочем, этот день мало, чем отличался от предыдущего.

Грандиозный переход

4 января (девятый день экспедиции) был день великого переезда. Начинался он с глобального сбора лагеря. Наша палатка собралась быстрее, и на семь человек у нас получилось шесть мешков с лагерем и личкой. К несчастью, мы не воспользовались этой форой и решили подождать вторую группу, в результате чего трансов у нас увеличилось на два. Группа топосъемки, которая состояла из Славы и Анны Баровой, занималась исключительно составлением карты (возможно, это их трансы внезапно всплыли в последний момент, не знаю). Теперь топосъемщики отправлялись в автономное плавание. Ночевать им предстояло в зале Ожидания. Нам же требовалось дойти до зала Гремячий, который находился на глубине 900 метров. Топосъемщиков мы и до этого видели редко. Славика мы еще иногда слышали из своей палатки вечерами, когда он в хорошем расположении духа пел или читал стихи. С моей старой боевой подругой Анной Баровой, с которой мы вместе работали в Фестивальной, встречали прошлый новый год в поезде на Караби, теперь я виделся лишь раз в день в белом свете слепящих налобных фонарей, когда мы возвращались с транспортировки, а они делали свою работу.

Моя камера, которой я так смело снимал на реке без бокса, а затем оставил в зале Дольмен на ночь, отсырела и отказывалась работать. Это повергло меня в уныние.

До зала Ожидания дошли достаточно быстро – часа за два с половиной. Здесь было решено перекусить (съесть долгих углеводов – макарон). В зале Ожидания мы снимали гидрокостюмы, но одевать мокрые комбенизоны никто не торопился. Чтобы согреться, пока готовятся макароны, мы погнали стадо в одних изотермиках.

«Зал ожидания» представляет собой здоровенный каньон, заполненный большими глыбами и тянущийся на пару сотен метров вниз и вдаль.

Питались мы двумя группами по семь человек, тем не менее, большие стограммовые шоколадки на обеде исчезали меньше чем за пять секунд с момента открытия. Первая…ушла. Открыли вторую, третью и т.д.

Затем мы все же напялили мокрые комбезы и задвигались быстро, быстро, быстро. С уступа метров в 15 мешки спускали на решетке по пять штук за раз. Внизу их принимал Синицын и старался максимально отвести в сторону по ходу движения. На следующем спуске натянули троллей, в качестве нижней сдвоенной точки использовались двое участников экспедиции. Идея была Ваньки Русских. По его замыслу трансы должны были свободно катиться вниз и в конце тормозиться ударом об стопорящий карабин. Но я счел такой вариант чересчур экстремальным, даже опасным, и мы стали спускать по три мешка, регулируя скорость спуска второй веревкой.

После заваленного каньона мы снова вышли на реку. Перед нами был водопад с характерным названием «котел». Вода падала в яму, напоминающую по форме круглый котелок, диаметром метра три. От купания в котле нас спасал небольшой отводящий троллейчик.

Время приближалось к 11 вечера. Мы оставили основную массу продуктов, взяв с собой лишь лагерь и модуль на ночь. Все как-то рассредоточились, разбились по группам. Мы шли с Мишей Хреновым из Твери. У каждого из нас было по два мешка. Была завершающая часть выхода, и, хотя силы вроде еще оставались, следовало быть осторожным (ослабление внимания к концу выхода и все такое), тем более в незнакомой части пещеры. Мы шли неспешно, без фанатизма.

Михаилу было 35 лет, но спелеологией он занимался меньше года, имел неплохую физическую форму и больше всех хотел попасть на дно. В экспедиции он был врачом, имел медицинское образование, хотя по специальности не работал.

Каньон был завален большими глыбами, и чтобы попасть с одной глыбины на другую нужно было воспользоваться горизонтальным троллеем, а внизу, метрах в семи просматривалась зеленая глубь пещерного озера.

В лагере нас ожидала теплая палатка и чай – Алена и Катя подсуетились. Затем мы нашли прошлогодний шоколад и халву и немедленно ее съели.

Акустика подземных территорий

В Гремячем зале лагерь находился не на вершине завала, как в зале Победы или МГУ, а в аккуратной комнатке, в стороне от основных глыб. Палатки тут встают очень тесно, однако шум водопада, из-за которого зал и получил такое название, стирает всякую акустическую близость.

Наши соседи взяли с собой маленькие колонки, что, на мой взгляд, уже лишнее. Кроме этого, они их использовали! Они подсоединяли чей-нибудь плеер и включали музыку фоном, словно телевизор или радио шансон в маршрутке. Это началось буквально со второго дня экспедиции. Репертуар был временами настолько банальный и тошнотворный, что я пару раз даже просил выключить. Я представлял себе музыку в пещере несколько иначе…

Экспедиция, которая длится месяц. Люди, уже понимающие друг друга с полуслова, после тяжелого выхода и долгого общения с пещерой молча кипятят чай. И вдруг кто-то говорит: «а давайте послушаем Цоя «музыку волн», у меня есть…никто не против…», включает музыку… И все сидят и проникаются…

От второго комплекта колонок, любезно предложенного Шуваловым, мы отказались. В общем, акустические устройства мне показались лишним грузом, хотя не все так считали. Серега, например, в серьез думал взять в пещеру DVD плеер, чтобы вечерами смотреть фильмы.

Музыка была в МГУ, в Победе, а в Гремящем водопад лабал подземный хард-рок, в котором тонули все звуки и крики человека - эти жалкие попытки самоутвердиться. Уверен, он и сейчас там ревет с не меньшей силой и красотой.

Alcohol party

Проснулся я раньше всех, на пару часов раньше предполагаемого подъема. Хорошо выспался, усталость вечернего выхода ушла. Я был впечатлен пещерой в целом, нашим вчерашним грандиозным переходом и находился в состоянии предвкушения дальнейшего путешествия. Я вылез из палатки, чтобы не будить ребят, попил чаю и приступил к реанимации видеокамеры. Почти часовые мои старания над газовой горелкой не прошли даром, механизм просох и заработал. Это радовало и давало надежду, что не зря я припер камеру на столь солидную глубину.

Постепенно проснулись все участники, и мы как обычно стали неспешно завтракать. Сегодняшний день можно было считать почти выходным. Нам предстояло только лишь оттащить мешки, оставленные вчера, до лагеря, что мы в скором времени и сделали. Вечером планировался поход в баню, построенную Сашей Синицыным. Это была палатка из полиэтилена в человеческий рост, где можно было помыться в тепле, теплой водой, подогретой на примусе. После банного дня, как, впрочем, и в другие вечера, участники разбавляли вечер употреблением спирта, который, в свою очередь, разбавляли водой. Спирт был в каждом модуле, и предполагалось, что все участники – это взрослые профессиональные спелеологи, отчетливо понимающие важность экспедиционных задач и точно знающие свою меру. Но алкоголь, как известно, такая штука…что найти ту самую четкую грань не всегда удается.

В тот вечер веселье было в разгаре. Синицын вскоре перешел на английский, которым в трезвом состоянии не владел в принципе. Александр почему-то решил, что в Австралии не употребляют чеснок, и в течение достаточно долгого времени пытался объяснить Алану, что такое чеснок и как его едят. Зрелище было весьма забавное. Синицын говорил с присущей ему искренностью, моргая размашистыми ресницами, за которыми скрывались невинные детские глаза. Алан же алкоголь не употреблял, но каждый второй участник экспедиции стремился задать ему нелепейший вопрос «and why?» - почему? Австралиец, в свою очередь не понимал, почему он должен был его употреблять. Это было так же неуместно, словно спросить у любителя классической музыки, по ошибке оказавшегося в рок-баре, почему он не слэмится (не прыгает в мокрой майке перед сценой, бешено тряся головой, и не толкает окружающих людей).

Впрочем, пьянка была делом добровольным. Кроме Алана и меня, не употребляли алкоголь Антон Банковский и Анна Барова. Анны, кстати, в лагере еще не было - прибытие группы топосъемки ожидалось к полуночи.

Аквапарк

Ночь выдалась беспокойной, поскольку Анна и Слава не вернулись в лагерь к контрольному времени, и Шувалов с Русских отправились их выручать. Спасательная операция длилась не долго – ребята успели надеть снаряжение и подойти к веревке, когда увидели вдалеке свет. Топосъемщики настолько увлеклись поставленной задачей, что потеряли счет времени. Так что, все было благополучно.

Тем не менее, ранний подъем, запланированный вечером, пришлось перенести. Вместе с ним сдвигался и выход первой группы, которая собиралась дойти до зала Икс. Этот зал находился весьма далеко, в донной части. Выход предстоял очень тяжелый. Первая группа состояла всего из четырех человек. Задачей выхода, помимо транспортировки груза и навески пещеры, было показать Алану (человеку, прилетевшему ради Снежной с другого континента) пещеру и спуститься как можно глубже. Это был крайний день нашего движения вниз, и наследующий мы начинали путь наверх. Остальным же участникам предоставлялась свобода в выборе глубины спуска. Можно было вообще остаться в лагере или сходить совсем неглубоко. Чтобы не потерять спортсменов в неистовом желании достигнуть максимальной глубины, мы с Шуваловым и остальными участниками договорились о времени разворота. В шесть часов вечера, все спелеологи должны были остановить спуск и повернуть обратно, чтобы к десяти вечера быть в лагере. Время разворота не распространялось на первую группу, которая сразу после завтрака унеслась вниз по реке.

Мы выждали некоторое время, одели гидрокостюмы и двинулись вниз, разумеется, не забыв прихватить по мешку. Нас было шестеро. Изначально я думал спускаться тремя двойками, но на первом же водопаде к нам с Аленой присоединился Миха из Твери. Он не желал ждать своего карбидного напарника, а спорить и объяснять, что к чему, посреди бурлящего озера у меня желания не было.

Ребята, ходившие на карбиде, надо сказать, тратили не мало времени на соответствующие операции по обслуживанию фонаря. О карбидке они вспоминали, как правило, перед выходом. И начинали выковыривать отработку, успевшую за ночь затвердеть. Этот процесс занимал не менее пяти минут. Сей обряд совершали по очереди по одному или по двое, поскольку место для чистки было строго нормировано и большее количество людей туда не помещалось. Процесс можно было бы существенно ускорить, если, к примеру, озадачится заправкой с вечера и использовать чулок для карбидных камней. В общем, я был рад, что не взял карбидку, и был избавлен от ежедневных обрядов и ритуалов. Новый электрический фонарь давал достаточное количество почти желтого света, чтобы я мог чувствовать себя вполне комфортно. Справедливости ради, стоит заметить, что наличие людей с карбидными фонарями было необходимо для видеосъемки, даже более того - делало съемку возможной в принципе – все кадры, которые можно назвать удачными, были выполнены при освещении ацетиленовых ламп. Со своим электричеством же я мог хорошо снимать только в небольших объемах (в лифте, например, в ванной, возможно, в подъезде своего дома, но не в пещере Снежной!).

В тот день все представители нашей, теперь уже тройки обладали электрическими фонарями, поэтому ничего путевого снять на камеру не удалось. А жаль, места были живописные. Мы шли по реке, по дну каньона, который стал несколько уже, и встречающиеся водоемы стали глубже. Вскоре мы вышли к водопаду Рекордному. Вода с ревом улетала в шестидесятиметровый колодец. Навеска шла рядом с водопадом, и человек спускался вдоль каменной стены с одной стороны и вдоль стены из воды с другой. Внизу всего этого творения, была большая площадка, на которой дул ощутимый ветер. Его создавала падающая вода. Ветер дул от стены, что было несколько странно и не укладывалось в голове. После водопада пещера приобрела спокойный и умиротворяющий характер. Река сменилась чередой длинных глубоких озер с неспешной прозрачной водой. В некоторых местах приходилось плыть. Натянутые веревочки серьезно облегчали дело. Вскоре мы вышли к затопленной извивающейся галерее. Здесь было натянуто несколько ходовиков. Бодро перебирая руками одну веревку, ты доходишь до следующей и перехватываешься за нее, и так раз пять или шесть. Весьма веселое и необычное занятие.

Еще в подземном аквапарке был аттракцион «аквашкуродер», который представлял собой затопленный узкий ход без дна. Руками можно было упереться в противоположенные стены, можно было распираться в стены ногами под водой, чтобы не погрузиться с головой, можно, конечно, просто плыть, но это было бы совсем неоригинально. Грубо говоря, это был затопленный диаклаз, например, в пещере Серноводская (если ее немного затопить).

Потом было еще парочку завалов, где мы слегка заблудились, но, наконец-таки, мы вышли к нашей цели, к залу Озерный. В зал приводил колодец около двадцати метров глубиной. Вертикальная веревка окунула бы Вас прямо в огромное озеро, размером, наверное, с плавательный бассейн (ну может чуть-чуть поменьше). И пришлось бы плыть метров десять, а то и все пятнадцать до берега. Во избежание заплыва был натянут большой троллей. На спуске он преодолевался, разумеется, легко и оставалось лишь созерцать и удивляться. Зато на подъеме, картина живописного озера радовала лишь первое время. Гидрокостюм вообще не лучшая одежда для тренировок на веревке. Короче, троллей требовал некоторого терпения, поскольку при движении вверх оказывался весьма длинным.

Пещера Снежная с набором глубины становилась все более привлекательной. Все эти водные сооружения и преграды – все вызывало у меня интерес, восхищение и даже восторг, такой же, как книги Жюля Верна и Майна Рида в десятилетнем возрасте. Одним словом – приключения.

Без двадцати шесть мы были внизу троллея Озерного зала, где устроили непродолжительное чаепитие. Затем, встретив наших товарищей, мы начали подъем и к положенному сроку были в лагере.

Обратный путь

7-го января настало время поворачивать назад и идти наверх. Нельзя сказать, что это событие было для меня долгожданным или наоборот нежелательным. Оно пришло в свое время. Кто-то жалел, что первая часть подходила к концу и нельзя остаться на вторую, менее тяжелую и более интересную. Кто-то, наоборот, уже сейчас мечтал о городском уюте. А мне было как-то в самый раз.

Утром мы весьма быстро собрали личные вещи, сняли палатку над еще спящими после вчерашнего тяжелого выхода, Ксюхой и Андреем Ш. (мы забирали маленькую палатку, оставляя им большую) и начали всплывать двойками с небольшими промежутками времени. Я поднимался вместе с Михаилом из Твери четвертой по счету двойкой. Крайняя пара Алан и Ванька Русских еще отсыпались после прогулки до зала Икс.

С одним мешком идти было чрезвычайно легко. По пути к залу Ожидания мы обошли двойку Синицына с Катей, затем двойку Банкох. Впереди нас были только Алена Ку и Анна Барова, которые в шутку называли свою двойку «пещерные тыдры» и резво бежали вперед.

Догнали мы их в зале Победа, путь до которого у нас занял четыре с половиной часа. Здесь мы сняли гидры и попили чай. Пока перекусывали, девчонки бежали вперед, а внизу завала появились четыре фонарика догоняющих нас двоек. Мы как раз двинулись в путь, а ребята планировали солидный обед. Кроме чая они собирались еще что-то варить. Мы быстро просвистели изученный почти наизусть пятый завал. До зала МГУ было всего пару часов, и я даже грешным делом подумал, что осталось еще много сил, и при таком темпе можно было бы, особо сильно не напрягаясь, даже выйти на поверхность. Разумеется, такой задачи у нас не было, и это была просто хвастливая мальчишеская мыслишка, которую я даже вслух не стал говорить, чтобы никого не провоцировать. Спустившись на реку, я вдруг увидел что-то странное. Мозг еще продолжал летать где-то в заоблачных мечтах, в то время как глаза наблюдали неестественную картину. Я видел свет. Впереди стоял человек, а в ногах у него лежала каска. В этом и заключалась необычность, как будто хозяин каски просто прилег отдохнуть, или что-то в глаз ему попало. Электрический импульс достиг мозга: «откуда свет, почему они здесь, они вышли на сорок минут раньше». Алена склонилась над лежащей Аней. «А мы уже пришли» - сказала она. Аня лежала на полупене, вытащенной из мешка, накрытая спальником. Она была в сознании и, похоже, начинала замерзать.

Аня упала с высоты около двух метров на спину в лужу и, как минимум, выбила свою «любимую руку». Отвалился кусок скалы, за который она держалась. Транс на спине амортизировал удар, но Аня вся промокла.

Кто-нибудь из постоянных читателей моих путевых заметок может сказать, что я повторяюсь, и что такой поворот сюжетной линии имел место в статье про пещеру Фестивальную. Согласен, повтор налицо. И если бы я писал художественное произведение с вольным сюжетом, то конечно, не позволил бы такой банальности и выдумал бы что-нибудь более оригинальное. Сменил бы героев и вид ЧП на худой конец. Но сюжет писал не я. Я лишь играл свою роль, мельком взглянув и даже толком не успев ознакомиться со сценарием.

Что нужно сделать при любом ЧП в пещере? – правильно – первым делом, посмотреть на часы. Знание точного времени пригодиться тебе, это поможет спасателям и доктору. Было 18:20. Значит, упала она около шести.

Затем случилось несколько удачных обстоятельств. Я, как-то особо не задумываясь, потянулся в карман изотермика, и там оказалась новая изофолия (это такая фольга, чтобы греться). Я обычно не ношу ее в кармане и положил туда только в Победе. Далее пригодились две вещи, которых я несколько стеснялся. Это были элементы комфорта и роскоши, возможно лишние в суровых условиях экспедиции. Решившись ехать в пещеру в составе незнакомой команды, я взял себе за правило носить с собой самоспас – такую небольшую сумочку, которая везде мешалась, цеплялась, но вмещала в себя газовую горелку и кружку. Таким образом, у меня всегда была возможность попить чай. Наличие такой возможности грело и придавало сил больше, чем само чаепитие. Горелка пришлась кстати. Анну накрыли фольгой, горелку засунули снизу, и наша девочка перестала дрожать и начала согреваться. Вторым элементом роскоши был запасной изотермик. Он был не слишком свеж, зато абсолютно сух. И мы переодели Аню в сухое. Теперь можно было не торопиться, время уже не играло против нас.

Но самым главным удачным обстоятельством оказался доктор – Михаил Хренов из Твери. Его экспедиционный стаж в роли врача был мал и включал лишь одну экспедицию в Снежную в октябре, поэтому он укомплектовал аптечку, учитывая болячки прошлой поездки. Среди таблеток было избыточное количество иммодиума, лопедиума и активированного угля, поскольку команда прошлой экспедиции питала слабость к неспелым мандаринам. Но главное не это. В октябре тренер Анны Баровой Сергей Сергеевич Терехин выбил себе плечо, практически на этом же участке пещеры при аналогичных обстоятельствах. Тоже отломился камень в руке. А вы говорите, повтор сюжета! Анна была настоящим последователем своего учителя, а доктор был готов к такому повороту. Миха достал из кармана пару таблеток кеторола и сказал, что вправит руку.

Мы ждали, пока обезболивающее начнет действовать, а я раздумывал над нашими планами: во-первых, стоит ли звать руководителя экспедиции Андрея. Сбегать вниз до Гремячего и обратно мог, пожалуй, только Ванька Русских, но он был где-то далеко внизу…Во-вторых, где нам лучше ночевать. Вернуться в Победу было бы ближе, и палатка была с собой, но завтра хорошо бы выйти на поверхность, а с глубины -600 метров это сложнее, чем с -400. Уверенность в словах и действиях доктора перешла и ко мне. Миха легко вправил руку, громко щелкнул сустав, Аньке было очень больно, но она крепилась. В октябре Терехину вправляли руку, используя для анестезии спирт. Затем доктор совсем удивил меня. Он сказал: «А давай мы ей гипс наложим!». Гипс тоже был с собой, в трансе с личкой!

А дальше заработала уже знакомая схема «эвакуация трехлапого». Я уже знал, что нужно, в каких моментах страховать, где нужно прижать Анну к стене, а каких местах подставить руку или ногу и т.д. И мы пошли наверх, предварительно оставив записку, рекомендующую забрать Анькин мешок. Нас нагнали Синицын и Катя, и мы отпустили девчонок (Алену и Катю) вперед, а сами повели нашу девочку, окружив ее вниманием и заботой.

Почему произошел повтор сюжета, не знаю. Возможно, Анне Баровой не хватало внимания молодых людей – ведь всю экспедицию она делала топосъемку со взрослым дядькой Славой. Или, может, ей не понравилось, что мы с ней, так хорошо и слаженно работавшие в команде в двух предыдущих поездках, теперь, оказавшись в одной экспедиции, виделись лишь мельком раз в день. Может, я уделял подземной подруге слишком мало внимания? Не знаю. Только не подумайте, что я хочу сказать, будто она все рассчитала и подстроила. Она же не шахматист, она просто девушка. А девушке достаточно всего лишь почувствовать, где-то на эмоциональном уровне… В общем, глупая мысль, конечно, но в голове она у меня возникла.

Вскоре нас догнал Иван Русских и стал помогать нашей не быстрой процессии. Мы тронулись от места падения в 19:47 и к 23:30 были в зале МГУ. Казалось бы, самое время расслабиться и отдохнуть, но до спокойного вечера было еще далеко. Пока мы поднимались с Анькой, за нами все время кто-то шел следом и, казалось, все участники, что были снизу, уже уперлись в наш хвост и проклинают нашу невысокую скорость. Но когда мы оказались в лагере, выяснилось – за нами шли лишь Алан и Банкохи.

О Банкохах стоит сказать отдельно. Эта двойка Антон и Наталья выделялись из общей массы. Антон был достаточно взрослый, ему было 35. Еще более впечатлял его спелеостаж. Он учил Шувалова, когда-то еще в далеком 2000 году в Снежной колотить спиты. Антон никак не походил на молодого и амбициозного спортсмена. Его нельзя было взять на «слабо» или завлечь километром глубины. Он старался эффективно расходовать силы и беречь себя, а в особенности свою подругу. Он никогда не хватал два мешка, если все остальные несли по одному, зато, если ты нес два, а он один, Антон предлагал свою помощь. Наталья была моложе Антона. Они работали, как я понял во многих пещерах и неплохо ладили вдвоем, что не часто встречается среди спелеопарочек.

Однако в тот день, стремление Антона сберечь силы сыграло не в нашу пользу. Антон взял брошенный мешок, пронес его некоторое время, затем хотел отдать Ваньке Русских, самому молодому и, наверное, самому сильному участнику (после Шувалова, разумеется). Ванька от второго мешка отказался, поскольку был напуган происшествием и нашей немногословной запиской, и спешил помочь напарнице. В результате Антон оставил мешок вместе с запиской замыкающей двойке, которая и без того шла не очень быстро.

Теперь время близилось к полуночи и в лагере не хватало двоих участников и трех мешков. Такое положение вещей мне не нравилось. Я залез в палатку, поскольку, страхуя Аньку, промочил ноги в одной из лужиц и весьма замерз от неспешного темпа движения. Выполнил ряд механических действий направленных на поддержание жизнеобеспечения: что-то съел и выпил чай. Ситуация была нехорошей. Самая медленная двойка тащила больше всех мешков, возможно на исходе сил и терпения, мы же сидели и ждали в теплой палатке. Я предлагал идти навстречу, хотя из палатки выходить никому не хотелось. Ребята хотели подождать минут сорок или час. Но что значит ждать даже сорок минут. И без того поздний отбой отодвигался еще минут на сорок, а для двух парней внизу на это же время дольше становился бесконечный бой с мешками в завалах. В ожидаемой двойке был Иван Словохотов – весьма сильный парень (про которого говорили, что он транс не бросит до конца). К сожалению, Иван не очень хорошо ориентировался в пещере и мог легко нарезать пару лишних кругов в завале. Вторым был Сергей, повредивший ребро еще 31 декабря и идущий на обезболивающих таблетках.

Я решил идти, и доктор Михаил составил мне компанию, за что я ему очень благодарен. Ребят мы встретили весьма скоро у первой веревки. Они были в бодром расположении духа, но, тем не менее, яркая ткань транспортных мешков начала покрываться изрядным слоем ненависти и мата. В общем, думаю, они были не против того, что мы их встретили.

После ужина в палатке решили обсудить планы на завтра. Завтрашний день – выход на поверхность – должен быть весьма тяжелым, поскольку не исключены всякого рода снежные сюрпризы. Бывало, обильный снегопад засыпал веревку. В этой ситуации пришлось бы восстанавливать навеску, совершая восхождение по ненадежному снегу с нижней страховкой. Такие случаи уже были. А один раз лавина, сошедшая прямо во входную воронку, блокировала вход в пещеру. К счастью, людей тогда внутри вроде бы не было. К тому же, нам предстояло откопать свои вещи, откопать кухню и поставить палатки.

Шел уже второй час ночи, и, по моим соображениям, после тяжелого двенадцатичасового выхода, ЧП и спас. работ, перед не менее сложным днем нам требовался отдых и положенный восьми часовой сон. Но ребята считали иначе – они хотели к 10-11 часам уже быть на поверхности, чтобы по максимуму использовать световой день. Возникло некоторое разногласие, за которым остро чувствовались наши разные взгляды на спелеологию, разные идеологии и даже разные системы ценностей. Спорить в этом случае было бессмысленно, и мы быстро сошлись на компромиссном варианте. Трое крепких парней (Синицын и два Ивана) вставали раньше всех и отправлялись наверх – откапывать вход. За ними с интервалом часа в три шла группа основных участников, крайней же шла наша тройка – я, Аня и Миха. От вечернего чая и посиделок отказались в пользу сна.

Дети солнца

Утром я чувствовал себя неважно – слабость и головная боль. Сказывался вчерашний тяжелый выход и ответственность спас работ, и охлаждение – все вместе. Миха выглядел не лучше, к завтраку он едва высунулся из спальника. Мы дождались, пока все покинули палатку и попытались придти в себя и даже немного поспать.

К половине третьего мы покинули лагерь МГУ и начали неспешное движение наверх. По навеске Анна шла сама на одной руке, она также легко вщелкивала ус самостраховки. Сложно было снять кроль с веревки, поскольку при этом движении требуется обе руки. Я дожидался Аню на каждом кареме, помогал ей снять жумар и кроль и, оставив оба самохвата в открытом состоянии, уходил выше. Думаю, Аня могла бы и сама снять кроль, но потратила бы на это много сил и времени, чего мы не могли позволить.

Колодец в 160 метров мы преодолевали два часа. Михаил шел замыкающим и контролировал состояние «больного». Под рукой у него были таблетки на случай необходимости, но пока все шло неплохо. Ребята, наверное, уже вышли наверх и наслаждаются долгожданным солнцем, а мы никуда не спешим.

Еще пару часов спустя мы преодолели узость и вышли к подножью снежного конуса. Навеска на ледяных катушках изобиловала оттяжками, которые пройти с одной рукой было невозможно. Поэтому я доходил до оттяжки, ждал Анну, перещелкивал оттяжку и поднимался до крюка. При этом мы висели вдвоем на одной веревке, что было не очень хорошо, но это были все-таки спасы, да еще и в ледяной части пещеры, где любое ожидание - плохо. К счастью, большинство каремов имело по две точки (два забитых в скалу крюка).

Было уже больше восьми вечера…В девять наступал наш контрольный срок, по истечении которого к нам должны были выйти на подмогу Саша Синицын и Ванька Русских. По моим расчетам, если мы не вышли бы наверх за шесть с половиной часов, то нас – сопровождающих Аньку - неплохо бы сменить. Вскоре мы увидели ночное небо, а затем почувствовали ветер. Без десяти девять мы были на поверхности. Ковер разноцветных огней побережья раскинулся внизу совсем близко и манил к себе…кажется рукой подать… Но, как известно, пешая сброска зимой может закончится трагично

Было уже больше восьми вечера…В девять наступал наш контрольный срок, по истечении которого к нам должны были выйти на подмогу Саша Синицын и Ванька Русских. По моим расчетам, если мы не вышли бы наверх за шесть с половиной часов, то нас – сопровождающих Аньку - неплохо бы сменить. Вскоре мы увидели ночное небо, а затем почувствовали ветер. Без десяти девять мы были на поверхности. Ковер разноцветных огней побережья раскинулся внизу совсем близко и манил к себе…кажется рукой подать… Но, как известно, пешая сброска зимой может закончится трагично

На кухне участники экспедиции как обычно пили разведенный спирт. Алкоголь кончался, и это повергало их в уныние, даже в отчаяние. Мне же спирт был не интересен. Я чувствовал себя прекрасно в сухой теплой одежде после сытного ужина со стаканом горячего чая в руке, и поэтому я невольно испытывал некую вину в том, что мне было хорошо, а моим друзьям плохо и в том, что я не могу им ничем помочь и даже искренне посочувствовать.

Спать было на удивление тепло и даже достаточно комфортно, если бы не огромные табуны транспортных мешков, что врывались в мои сны уже не первую ночь. Утром мы с Аленой встали очень резво. Через полчаса после звонка будильника мы, уже собрав вещи, допивали чай, в то время как народ начинал высовываться из палаток. Процесс неспешных сборов мог продолжаться бесконечно долго, если бы не звонок вертолетчику: «взлетели…»

«Что уже? Уже???!!! А-а-а!!!» Лететь вертолету было не более получаса, и дальнейшие сборы напоминали видео на двойной скорости.

Вертолет

Как вы уже заметили, эти записки изобилуют повторами, поэтому банальная концовка погоды не сделает. Тем более, что все оно именно так и было.

Мы взгромоздились на волшебный холм, где вскоре должна была отвориться небольшая дверь – лазейка, ведущая в другой мир. Такая штука появлялась всегда в конце экспедиции, но обычно она была шире, выше и существовала в пространстве более продолжительный промежуток времени. Здесь на встречу с товарищами второй смены, их выгрузку и нашу погрузку были считанные минуты.

Сначала все сидели, ждали, болтали, потом кто-то ткнул пальцем в кусочек пространства над холмом, и мы увидели Его. Вертолет приближался, и все смотрели как завороженные. Он почти накрыл кучку людей, уперся колесами в снег. Где-то за горизонтом сознания раздался выстрел, и зазвучала быстрая музыка. Все люди начали двигаться, словно это был слэм на рок-концерте, только с рюкзаками. Из прямоугольника пространственно-временного телепорта, который находился в метре от земли, стали сыпаться люди. Они были как две капли воды похожи на нас, когда мы также пришли в этот снежный мир – свежие, воодушевленные, с большими глазами и без щетины. Возможно, это даже были мы – мы из прошлого. Но в панике и суматохе дикого танца я не смог отыскать своего двойника. А кто-то нашел. Такие люди обнимались, и человек из будущего пытался рассказать самому себе из прошлого о том, какие опасности поджидают его в подземном приключении. Барова многозначительно трясла загипсованной рукой, на что Гульназ улыбалась, как бы отвечая – хорошо, хорошо, буду осторожна.

Служитель в зеленой форме махнул рукой, телепорт захлопнулся, и мы покинули этот мир. Наша пещерная жизнь была окончена.

Синицын – последний представитель нашей подземной цивилизации, переживший второй прилет Вертолета. Он расскажет, он обязательно расскажет новым людям о нас. О том, что мы успели сделать, куда донесли груз, о том какими мы были, какие песни и шутки были в ходу. Он поведает старожилам нижнего мира, надежно укрывшимся от второго прилета за каменной толщей, Шувалову и остальным о том, каков был наш путь к солнцу и как мы растворились в черном прямоугольнике, спустившемся с небес.

Эта жизнь началась Вертолетом, и должна была Им же закончится. Если ты Адепт Снежной пещеры – других вариантов нет. А сколько было их до нас – таких же цивилизаций - и сколько будет после… Адепты Снежной верят в Вертолет…

P.S.
Под заунывный гул турбовальных двигателей я погрузился в сон. Сначала мне снилась солнечная страна, где шумело море, а на деревьях росли мандарины и другие диковинные вещи, а потом я очутился в трехкомнатной городской клетке, которая снится мне весьма часто…