Рогатая диалектика

Двадцать первый век, полдень*. Палящее солнце методично раскаляет кирпич, и так уже горячий на ощупь. Кое-где не завешанные полиэтиленом окна играют ослепительно яркими бликами. Мерный гул строительной техники сливается с клацающим звуком вываливаемых из кузова кирпичей. Плюс тридцать два в тени.

В струящемся - играющем мареве видны подобные улиткам, прилипшим к стене, две фигуры, медленно сползающие вниз – спелеологи, ставшие ради денег промышленными альпинистами. Фигура помассивнее - крепкий молодой человек двадцати лет, хотя по лицу не дашь больше семнадцати. Лицо обычное – круглое, в плоских прямоугольных очках. Иногда лоб сверху вниз пересекает глубокая морщина, придавая ему странноватое, отрешённо тоскливое выражение. Отталкивается ногами от плоскости стены, как бы повисая на некоторое время в пустоте, поёт на народный мотив.

Быть можешь умным, можешь хилым,
А можешь и вообще не быть.
Но тупо мажешь швы бутилом,
Чтоб свои деньги получить.

Из пистолета с мерным шипением выходит струя монтажной пены. Клапан иногда заедает, тогда всё вокруг: одежду, руки, натянутые двойные верёвки, забрызгивает, вылетающая из дула, клейкая желтоватая масса. На теле выступают крупные капли пота и тут-же испаряются. Джа одинаково одаряет своим теплом тех, кто радуется каждому его лучу на горной вершине, кто смакует реги под пальмой, и тех, кто делает швы с верёвок.

Оба альпиниста кидают привычный беглый взгляд вниз. На неровной, изрытой бульдозерами, засыпанной строительным мусором глинистой каше, едва различимые с высоты, копошатся смуглые, не в меру загоревшие спины. Одни, как муравьи, перетаскивают связки длинных досок, другие, выкрикивая непонятные ругательства, нагружают стальное корыто бетоном. Головы покрыты цементной пылью, что делает их ещё более похожими на серые бесноватые тени.

Задумчиво:

-Наверное, вот так же – вручную рабы строили египетские пирамиды.

Второй щурится на яркий диск, ёжась, вытряхивает всепроникающий песок из рукава.

-Наверняка… Юзэс, дайка мне лучше свой пистолет, а то мой чё-та совсем умер.

Первый, улыбается, протягивая пистолет:

-…а ещё раньше строили вавилонскую башню. Интересно, был ли у неё семнадцатиэтажный бетонный каркас? И кстати, какой язык откололся первым, уж не таджикский ли?

Из оцепенения обоих выводит, высунувшееся из окна азиатское лицо.

-Ключш, давай?

Получает маленькую металлическую пластинку на проволоке и исчезает.

Египет, Месопотамия. Много ли изменилось с тех пор? Мы стали свободнее, как может быть свободна в выборе увлекаемая волей волн пивная банка, как свободна бегущая в стаде антилопа гну. Остановишься, на минуту отвлечённый чем-то,- будешь затоптан рогатой массой. Но всё-таки ты волен, волен пригнуть шею и ускорять, ускорять бег, чтобы обогнать человеческое стадо и до темноты успеть сделать ещё что-то, небольшое, но очень важное: отложить денег, промаркировать верёвки, или просто покрутить педали.

И так, двадцать четвёртого мая, дан старт. Следующие два месяца уйдут на подготовку к экспедиции: тренировки спас работ, закупку снаряжения, продуктов и зарабатывание денег.

Окна домов горят красным. Заходит солнце. Город медленно остывает.

* «Поддень, двадцать первый век» Цикл рассказов братьев Стругацких. В которых настоящие люди, с крепкими, но очень сложными характерами несут построенный на Земле коммунизм в глубины космоса.